Вопросы истории и культуры

северных стран и территорий

-------------------------------------

Historical and cultural problems

of northern countries and regions

 

Научная жизнь

 

Рецензии

 

Ю.В. Линник

(Петрозаводск, Россия)

 

Лицо народа

 

 

(Рецензия на монографию М.В. Пулькина «Православный приход и власть в середине ХVIII – начале ХХ вв.». Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2009)

 

Крестьянский космос целостен и витален. Его охотно сравнивают с организмом, телом. Детализируя эти метафорические уподобления, можно сказать так: лицом тут будет приход – прекрасная книга М.В. Пулькина помогает нам всмотреться в его черты. Сколь точно найден предмет исследования! Очень много можно узнать о человеке через физиогномику. Нечто подобное мы наблюдаем и здесь: приходская жизнь выражает – как бы выносит вовне, проявляет для наглядного восприятия – потаённую жизнь народного духа.

Переходя на научный язык, мы вправе сказать так: приход репрезентативен – он фокусирует, уплотнённо отражает все аспекты крестьянского бытия. Двигаясь по герменевтическому кругу, мы начинаем с прихода – аспекта вроде как частного; однако в результате получаем цельный образ народного Универсума. Он приближается к нам вплотную. Именно это ощущение вызывает монография М.В. Пулькина.

Вглядимся в лицо народа.

Первое, что нас поразит – это напечатление свободы на нём. Ничего раболепного! Да, порой оно может показаться смиренным. Но это высокое и мудрое смирение, лишь подчёркивающее человеческое достоинство. Вот ключевое для нас понятие! Приход поддерживал в человеческой личности её право на самоутверждение. Он помогал ей противостоять нивелирующему давлению извне, часто вступая в явную или неявную конфронтацию с авторитарной властью.

Очевидно глубинное единство сельской общины и сельского прихода. Они связаны и генетически, и системно – изоморфизм тут полный. Но вот на какую мысль наводит исследование М.В. Пулькина: не стал ли приход своеобразным воспреемником общинных традиций? Их хранителем в новых – по сути антиобщинных – условиях?

Уточним нашу мысль.

Ясно, что община и приход когда-то были чем-то синхронным, неразрывным, однако история работала на распад этого симбиоза: время поломало общинные отношения – и всё же по инерции они продолжали сохраняться в жизни прихода. Интереснейший феномен! Можно выразиться так: приход – это ипостась общины, взятой в её духовно-ценностных преломлениях. Мы рассуждаем о характере народа? О менталитете крестьянства? Именно в зеркале прихода эти несколько размытые определения получают наиболее ясную фокусировку. Приход чётко и вразумительно говорит о нравственных приоритетах северян. Не боясь повториться, скажем так: первый среди них – свобода.

Это от новгородской выучки?

Когда восставшие кижские крестьяне ударили в набат, то нет сомнений, что в его гуде было различимо эхо вечевого колокола, осквернённого Москвой. Матрица самоуправления, наработанная Новгородом Великим, из века в век воспроизводилась на Русском Севере, обнаруживая поразительную устойчивость. Приход оказался её последним хранителем и воплотителем.

У прихода было много степеней свободы. В ретроспективе это выглядит так: небольшие очаги самоорганизации – в окружении тотальной, непродуктивной, жёсткой бюрократии. В конечном итоге она взяла верх. Но сколь героическим было сопротивление!

В монографии приводится масса интереснейших примеров народного самостояния. Остановимся на некоторых из них.

Приход самооформлялся, самоструктурировался. Это было предельно органичное образование. Всё шло изнутри. Воздействие снаружи – подчас предпринимаемое вроде как из благих намерений – оказывалось разрушительным. Государство хотело улучшить, а результат получался обратный.

Приход культивировал свою независимость. В том числе и материальную. Самофинансирование лежало в его основе. О том, сколь успешно работал этот механизм, свидетельствует народная архитектура: кижский ансамбль, грандиозные постройки Поонежья – всё это строилось на крестьянские деньги, без всяких дотаций. Это ли не свидетельство того, что экономика на Севере была мощной? Без всякой натяжки!

Народ был волен в реализации своих представлений о красоте сакрального сооружения. В монографии рассказывается о том, как староста принимает решение о строительстве новой церкви, не согласовав вопроса с консисторией. Ей приходится задним числом одобрить воплощённый в жизнь проект (с. 87). Он оказался удачным! Для историков архитектуры очень важен тот момент, выявленный в монографии М.В. Пулькина, что запрет на шатры – вопреки общепринятому мнению – если не гипотетичен вообще, то сильно преувеличен в поздних интерпретациях. Достаточно мягкие указания по этому поводу имели место. Но народ или игнорировал их, или настаивал на своём, обращаясь с соответствующими ходатайствами. М.В. Пулькин приводит подобный случай. Желая восстановить Никольскую церковь, олончане убеждают владыку, что она должна быть с шатром – «поелику построена в 1630 году» (с. 44). Апелляция к старине показательна. Северные приходы ассоциируются с шатровыми церквями. Прихожане настойчиво отстаивали свои вкусовые убеждения.

Клир – и прихожане: амплитуда отношений тут богатейшая. Посвящённые этой теме страницы книги читаются с захватывающим интересом. Где ещё народ и церковь срастались так глубоко? Взаимопроникание это, явно игнорировавшее установленные от века перегородки, вряд ли укладывалось в рамки канона. Нельзя сказать, что при этом вовсе снималась дистанция между земным и небесным, но всё же их связь зачастую становилась как бы домашней, несколько обытовлённой. Отсюда теплота приходской жизни. И её уникальность, неповторимость.

Сегодня это кажется немыслимым: приход не только избирал священника, но волен был критически – коли того требовала необходимость – относиться к нему. В большую прозу просится фигура священника Григория Матфеева. Злоупотреблял он своим положением. Ничем его нельзя было пронять. Жалобы оставались втуне. В чём дело? Дядюшка Григория служил казначеем у владыки. Отсюда стопор. Пришлось дойти до синода. И всё же добиться правды.

Народ брал большую ответственность перед клиром – содержал его. М.П. Пулькин показывает, что это имело двойственные последствия: с одной стороны, клир попадал в зависимость от прихожан – с другой стороны, словно врастал в народную жизнь.

Священники получали земельные наделы.

Более того: возник институт наследования этих наделов – появились укоренённые в одном месте священнические династии.

Замечательные факты!

Вот священник совершает требу – а вот он огородничает или косит сено. Тут стиралась важная демаркация? Но скажем так: мир со всеми его уровнями – и сакральными, и профанными – есть одно большое хозяйство. На Русском Севере этот жизненный синкретизм получил ярчайшее проявление. Причём это не было реликтом – наоборот: перед нами историческое новообретение, чья оптимальность для Севера бесспорна. Жизнь творила здесь по законам красоты и целесообразности.

Церковный раскол внёс в жизнь Русского Севера огромные напряжения и нестроения. О них интересно рассказано в доскональном исследовании М.В. Пулькина. Православные священники – и старообрядческие наставники: тут была самая настоящая конкуренция – борьба за людские души. Картина Русского Севера двоится в свете этой коллизии. Такое специфическое двоение задаётся и соседством с Финляндией: там конфессиональное законодательство было мягче – и туда по сути эмигрирует разгромленный Выг.

Рядом две веры: старая и новая.

И рядом – в пределах одной Империи – две системы права, кажущиеся несовместимыми: российская и финляндская.

М.В. Пулькин любит подобные двоения. Здесь генерируются острые противоречия. На них надо смотреть диалектически. Это и делает исследователь. Хочется отметить высокий философски-методологический уровень монографии. В этом плане особенно показательна глава, посвящённая феномену народной памяти – она имеет ценность оригинального философского исследования, проведённого многопланово, с учётом всех срезов проблемы.

Приход – это орган народной памяти: деревня является наилучшей средой для её функционирования.

Но вот на деревню надвигается город!

И мы видим: народ начинает забывать свои истоки – торжествует амнезия.

Память голографична. Вокруг её осколков ещё долго будет стоять аура целого. Но энтропия однажды возьмёт своё. Возможен ли реванш? Вероятие этого близко к нулю.

М.В. Пулькин провёл нас по длинному историческому пути. Оглядываясь назад, хочется ещё раз вспомнить и пережить все те уклоны и повороты, когда власть пыталась вмешаться в естественное движение.

Сильный пример тому дают часовни. Любимые народом, они были обречены на уничтожение – Синод увидел в них опасность. Какую?

Часовню можно поставить в связь с беспоповским толком в старообрядчестве.

Заподозрить возможность её отрыва от главного храма.

Усмотреть в ней рецидивы язычества.

Это не мнимые страхи – Синод здесь адекватен. И народ идёт на конфликт с ним!

Это ось книги: приход в динамике его отношений с властью – чаемая симфония тут была редким гостем. Преобладала конфликтность.

Показательно, что сельские священники обычно занимали сторону народа – это ярко проявлялось во время бунтов.

Монография помогает почувствовать всю неоднородность, противоречивость, антиномичность нашего отечества. Власть и народ у нас далеко не едины. Пропасть между ними продолжает расти.

Приходы вочеловечивали прихожан, прививали им чувство локтя, учили доброте и взаимности. Духовный образ Русского Севера сформирован в значительной степени ими. Об этом нам напоминает убедительный и оригинальный труд М.В. Пулькина.

 

 

 

© Ю.В. Линник

 

 

Журнал создан в сотрудничестве с Министерством регионального развития Российской Федерации

 

 

Назад

При перепечатке оригинальных материалов обязательна ссылка на
«Вопросы истории и культуры северных стран и территорий»