Вопросы истории и культуры

северных стран и территорий

-------------------------------------

Historical and cultural problems

of northern countries and regions

 

Научные статьи

 

 

В.Н. Белявина

(Минск, Белоруссия)

 

Беженство в Беларуси в годы Первой Мировой войны

 

 

С самого начала войны Беларусь находилась в сравнительной близости от района боевых действий. Поэтому приток беженцев на ее территорию начался уже в октябре 1914 года и шёл в основном из Августова и других местностей Сувалкской губернии Царства Польского. Поскольку число беженцев было относительно небольшим, их без особых проблем расселили среди местного населения, а первостепенные нужды в одежде и питании были удовлетворены благотворительными организациями.

Зимой 1914-1915 гг.  командование российской армии санкционировало массовое принудительное выселение бесконвойным порядком из зоны боевых действий Северо-Западного фронта евреев и немцев-колонистов, обвинив их в шпионаже и политической нелояльности. Жительница г. Могилёва в своих воспоминаниях писала, что первые беженцы, появившиеся в городе, были евреи из Ковно, выселенные в трехдневный срок по приказу начальства «как элемент ненадёжный и опасный». Они наводнили город многочисленными повозками, нагруженными домашним скарбом, пуховиками и подушками, «из которых выглядывали испуганные физиономии стариков, старух и детей» [1]. Еврейских выселенцев разместили в городах прифронтовых губерний с оказанием им материальной помощи наравне с добровольными беженцами, а немецких колонистов выслали в глубь России под надзор полиции [2].

Центральным органом по защите и устройству беженцев являлся высочайше утвержденный 14 сентября 1914 года под почётным председательством дочери Николая II «Комитет Её Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий» (Татьянинский комитет), работой которого руководил А.Б. Нейдгарт. Правительство выделяло Комитету крупные государственные субсидии, часть его финансовых средств составляли деньги проводившихся Всероссийских сборов пожертвований и взносы частных лиц. Вскоре в прифронтовых губерниях, а затем и по всей Российской империи Татьянинский комитет открыл губернские отделения во главе с губернаторами и разветвлённую сеть уездных комиссий и городских попечительств о беженцах, превратившись в крупнейшую общественную благотворительную организацию.

К ведению Татьянинского комитета относились: оказание пострадавшим от военных действий единовременной материальной помощи на покупку одежды, оплату квартиры и т.д., а также выдача денежного пособия на продовольствие из расчёта 15—20 коп. в день на каждого члена семьи; содействие отправлению беженцев в места постоянного жительства и поиски занятий для трудоспособных. Комитет занимался также размещением нетрудоспособных беженцев в богадельни, приюты и открывал учреждения для их призрения. Его сотрудники помогали беженцам получить узаконенную помощь и вознаграждение за причинённые войной убытки, принимали пожертвования. В Комитете велась обязательная регистрация лиц, обратившихся за помощью и на каждого заполнялась опросная карточка о семейном и имущественном положении [3].  В центре и на местах Комитет и его отделения координировали работу всех других организаций, занятых беженским  делом, финансируя их из своих средств [4].

Весной 1915 г. германские войска предприняли широкомасштабное наступление в Галиции и на западные губернии Российской империи. Под их натиском недостаточно вооружённая российская армия, испытывая острый недостаток в тяжелой артиллерии и снарядах, с боями медленно отходила на восток. Одновременно с отступавшими воинскими частями из зоны боевых действий уходили, спасая свою жизнь, большие группы беженцев и принудительных выселенцев.

В начале июня 1915 года Ставка Верховного Главнокомандующего пошла на крайнюю меру, отдав войскам приказ, что оставляемая при отступлении территория должна быть очищена «как от населения, так и от всего того, что могло составить для врага известную ценность» [5]. По распоряжению военных властей начался массовый принудительный угон населения в глубь страны. В первую очередь выселяли мужчин призывного возраста от 17 до 45 лет, чтобы лишить врага трудовых ресурсов и сохранить резервы для пополнения армии. У выселяемого крестьянства реквизировались продовольствие, скот, транспортные средства. Для тех, кто не хотел оставлять дом, создавались условия, при которых оставаться около фронта было невозможно из-за реквизиций [6].

В телеграмме Ставки, направленной в Брест-Литовск коменданту Брестской крепости генералу от артиллерии В.А. Лаймингу 18 июня 1915 года Главный начальник обеспечения армий Северо-Западного фронта генерал Данилов разъяснял, что при отступлении российских войск реквизиции «подлежит скот, лошади, повозки, продовольственные запасы, если их количество превышает месячную потребность населения, заводские узкоколейные дороги, машины и станки» [7].

Согласно этому приказу с церквей и костёлов снимали все колокола и с ярлыками, какой церкви или костёлу они подлежат возвращению, направляли в Двинск или Минск. Все медные изделия и медные части машин подлежали обязательному вывозу в Петроградский артиллерийский склад. Машины и станки, если не было получено указаний от соответствующих Главных управлений, направляли в Москву в адрес Оружейного склада. Продукты и заводское оборудование, которые нельзя было вывезти, а также неубранные посевы подлежали уничтожению (с выплатой денежной компенсации) [8]. Обычно отступающими войсками все строения сжигались, колодцы заваливались [9]. Реквизированный скот направляли в тыл или на пополнение армейских гуртов [10].

Первыми трудности массового выселения испытали на себе жители восточных губерний Царства Польского, которых из зоны военных действий целыми уездами принудительно угоняли в глубь страны. Особенно жестко тактику выжженной земли проводила 3-я армия под командованием генерала Л.В. Леша, которая отступала через Люблинскую и Холмскую губернии в направлении Брест-Литовска – Влодавы и далее в глубь Беларуси. Поток беженцев и выселенцев на территорию Беларуси из Литвы и Польши шел по трем направлениям: Влодава-Кобрин-Пинск-Минск; Белосток-Барановичи-Минск; Вильно-Минск-Полоцк [11].

Беженство оставило глубочайший след в памяти миллионов жителей белорусских сёл и городов. Один из старейших жителей г. Кобрина А.М. Мартынов в 1999 г. писал: “Испытавшие на себе в детстве кошмарное начало многострадального беженства, спустя десятилетия с ужасом вспоминали, как это происходило в действительности. О близящимся фронте загодя оповещали раскаты артиллерийской канонады. Затем под ее аккомпанемент на притихших деревенских улицах появлялся отряд казаков, на которых возлагалась обязанность превратить цветущее селение в безжизненную пустыню.

В зависимости от каприза казачьего командира допускался полный произвол в сроках, предоставляемых жителям на сборы. Суровые ссылки на приказы, словесные увещевания, а то и плётки ретивых служак быстро раскаляли до крайности обстановку паники. Все это сопровождалось женским плачем, причитаниями, рёвом перепуганной детворы, руганью ошалевших мужиков и надрывным мычаньем коров, согнанных с пастбищ в неурочную пору... Мало того, с целью устрашения, как только подводы выезжали за околицу, на противоположной стороне уже полыхали подожжённые жилища» [12]. Для предотвращения возможных попыток возвращения с пути вереница подвод, груженых случайно попавшими под руку вещами с привязанными к телегам коровами, до ближайшего большака обязательно конвоировалась казаками [13].

Стихийная волна людей и повозок занимала по растоптанному Брестскому шоссе путь шириною до полуверсты и катилась на восток беспрерывно день и ночь [14]. Обычно на телегах среди узлов и домашней утвари размещали только маленьких детей и бессильных стариков. Остальные члены  семьи, жалея лошадей, везущих перегруженный воз, шли пешком. Среди беженцев было относительно немного здоровых мужчин, так как большинство из них уже успели призвать в армию. Забота о насущных потребностях детей и стариков легла на плечи  женщин, пожилых мужчин и подростков.

Трагическая острота положения усугублялась тем, что людям и животным нечем было утолить мучительную жажду, поскольку придорожные колодцы и редкие водоёмы по пути массового перемещения беженцев были вычерпаны до дна. Особенно сильно это отражалось на детях и стариках [15].

Известный историк и этнограф Ф.А. Кудринский в 1915 г. писал: «Смерть перестала быть страшной. Чувство горечи при утрате близких у многих сильно притупилось. Прекращение жизни глубоких стариков сдержанно приветствуется беженцами, как избавление от лишнего рта и как облегчение дальнейшего путешествия. То же иногда и по отношению к маленьким детям» [16].

Э.А. Войнилович, имение которого Савичи располагалось в Минской губернии, вспоминал, что пока у местного населения во дворах были запасы досок, ворота и т.д., людей хоронили в гробах. Позже погребали без них, а часто случалось, что трупы беженцы присыпали землёй у дороги, или забрасывали мхом в лесу [17]. Минский губернатор телеграфировал слуцкому врачу Гавловскому: «поступают сведения о неубранных на дорогах трупах умерших главным образом от холеры. Примите меры к приданию земле умерших» [18]. Тысячи безымянных могил оставили бесконечные беженские обозы вдоль белорусских дорог. В приказе по Северо-Западному фронту в августе 1915 г. говорилось: «В случае смерти беженца хоронить в братских могилах по правилам, установленным для войск» [19].

Массовый исход населения, принявший характер переселения народов, породил цепную реакцию паники. С конца августа 1915 года крестьяне западных районов Беларуси стали покидать свои селения и уходить на восток уже не потому, что к этому их принуждали войска, а добровольно, не желая оставаться в зоне боевых действий и в местностях, занятых неприятелем.    

В августе 1915 г. через уездный г. Гомель ежедневно проходило от 5 до 10 тысяч беженцев [20]. К концу этого года только через территорию Могилёвской губернии прошло на восток около миллиона человек [21]. В дорогу обычно отправлялись всей деревней и в пути старались держаться вместе, так как таким образом было легче выжить и перенести трудности многодневного пути.

В середине 1960-х годов главный хранитель фондов Сморгонского краеведческого музея Надежда Маркова и журналист Генрих Минин записали воспоминания местных жителей, очевидцев событий Первой Мировой войны на Сморгонщине. В 1995 г. эти воспоминания были опубликованы в сморгонской районной газете «Светлы шлях».  Ф.К. Воронища, 1907 года рождения, вспоминал: «Жили мы в деревне Клиденяты… Осень 1915 года… Однажды утром прибежала женщина клиденятская из Сморгони, с базара и с ужасом рассказала, что из Сморгони все бегут, магазины раскрытые, хаос… Наступают немцы. Будут бои.

В деревне поднялась паника… Собрался сход. Посоветовавшись, все решили уезжать … Весь скот был в поле. Решили гнать его впереди, а сами нагрузили на телеги пожитки, продукты и двинулись в дорогу …

Перед отъездом отец зашёл в дом, снял шапку, перекрестился, попрощался с родным домом. В сарае оставалась большая свинья, которую взяли на поводок и старший брат должен был её гнать. Но догнали только до большака, дальше она идти не могла. Так и оставили её в канаве…

Выехали на большак. Там битком было народа. Дорога была тогда песчано-гравийная. По самой дороге двигались в сторону Сморгони войска – пехота, обозы, артиллерия, казаки, кавалерия. А по обочинам шли и ехали семьями на телегах люди с узлами… Валялось много вещей. Очевидно, люди выбрасывали, оставляя себе жизненно необходимое … Вдоль дороги много лежало погибшего скота, особенно коров» [22].

Не желая далеко уходить от покинутых подворий и надеясь на скорое изгнание врага, огромная масса беженцев и выселенцев скопилась на территории Витебской, Могилёвской и Минской губерний. Когда большое количество беженцев оказалось в центральных уездах Минской губернии и создало проблемы с обеспечением фронта, Главный начальник обеспечения армий Северо-Западного фронта генерал Данилов приказал направлять их двигаться дальше на восток по четырём гужевым дорогам: Минск – Борисов – Ельня; Минск – Игумен – Ельня; Слуцк – Калужская губерния; Лахва - Гомель [23].

Многие беженцы, ввиду летнего времени и желания обеспечить взятую с собой скотину выпасом,  располагались в лесах, где жили в шалашах из древесных ветвей или прямо на возах. Оттуда их выгоняли полицейские или казаки, сжигая шалаши, результатом чего были человеческие жертвы. По данным Центрального Всероссийского бюро по регистрации беженцев, созданного при Татьянинском комитете, на 1-ое июня 1916 года в Минской губернии осело около 123900 беженцев, в Могилёвской – 83671 [24].

Крестьяне Восточной Беларуси вначале с сочувствием встречали беженцев, пускали в дома на ночлег, делились продуктами питания, давали корм для скота. Однако восточные белорусские губернии были не в состоянии принять такое огромное количество пришлого населения. Нужды беженцев на путях их движения превысили емкость местных рынков и имеющихся у крестьян запасов продовольствия.

Устроиться на ночлег стало почти невозможно из-за недостатка свободных помещений в городах и сельских населенных пунктах, уже переполненных эвакуированными людьми. Взятые с собой небольшие запасы продуктов скоро были израсходованы и многие вынуждены были голодать, так как попечительства о беженцах оказались не в силах помочь всем нуждающимся.

Летом 1915 г. большинство беженских обозов двигалось по просёлкам, потому что с главных транспортных дорог, по которым перемещались военные части и грузы, патрули направляли их по объездным грунтовым путям. Из-за этого беженцы часто долго блуждали по незнакомой местности, ночуя под открытым небом. Бедствие довершалось падежом скота от бескормицы и телеги с имуществом приходилось бросать на дороге. Толпы голодных, полураздетых людей в отчаянии фактически грабили встречные деревни: совершали массовые потравы посевов, копали картофель, опустошали огороды и т.д.  Э.А. Войнилович вспоминал, что беженцы «вытаптывая несжатые поля и злорадно уничтожая всё попадающееся под руку, заявляли: «Мы не столько потеряли». Дворы и фольварки с ужасом встречали длинные обозы, состоявшие из повозок, покрытых брезентом и полотном, с  характерными дугами на оглоблях. Такие обозы, хаотично двигавшиеся на восток, останавливались там, где ещё можно было что-либо раздобыть и, как саранча, оставляли после себя пустыню» [25]. Поэтому местное население нередко начало проявлять к ним враждебность [26]. В связи с этим на многих второстепенных дорогах выставлялись армейские, казачьи или полицейские дозоры с приказом наблюдать «чтобы беженцы продвигались на восток, не имея возможности останавливаться в проходящих селениях» [27].

К разрешению ситуации были привлечены возникшие с началом массового беженства общественные “Комитеты (Отделы, Попечительства и пр.) помощи беженцам” при земских и городских управах, уездных учреждениях и даже в некоторых волостях, собиравшие деньги, вещи и продукты для семейств, лишившихся крова и средств к существованию. Оказывали  помощь потерпевшим от войны также местная администрация, Красный Крест, военное ведомство, Комитет Северо-Западного фронта Всероссийского союза городов, Всероссийский земский союз и другие благотворительные организации.  В июле 1915 г. Всероссийский союз городов и Всероссийский земский союз объединились  в единую организацию (Земгор).  Вскоре  Земгор превратился в крупный руководящий и координационный центр, который сконцентрировал в своих руках всю деятельность органов земского самоуправления по оказанию помощи раненым воинам, а с началом массового беженства он стал наряду с Татьянинским комитетом наиболее влиятельной организацией, оказывающей помощь беженцам. В Кобрине, Слониме, Новогрудке, Барановичах, Минске, Ново-Борисове, Пинске, Столине, Лунинце, Мозыре и других городах и местачках  для беженцев были открыты питательные и врачебные пункты с поставкой продуктов из военного ведомства.                                                                           

Большой объем работы по оказанию помощи беженцам выполняли местные органы власти и уездные отделения Татьянинского комитета, находившиеся на путях их массового движения. В июле-сентябре 1915 года на работу по удовлетворению первостепенных нужд беженцев Гомельскому уездному отделению Татьянинского комитета было переведено 102 тысячи рублей, Рогачёвскому – 141 тысячу рублей [28]. По ходатайству Речицкой уездной управы в сентябре 1915 г. ей было выделено из военного фонда 266 тысяч рублей на оказание помощи беженцам [29]. Эти средства расходовались на устройство пунктов питания, строительство бараков, покупку фуража для животных и т.д. На питательных пунктах беженцы бесплатно получали горячую пищу, а детям дополнительно выдавали молоко и хлеб. Для питания в пути они получали продукты «сухим пайком» и фураж для скота. Заболевшим оказывалась медицинская помощь. С июля по октябрь 1915 года Витебский губернский отдел Татьянинского комитета выдал в Витебске 173849 порций горячего питания, а Могилевский губернский отдел Комитета накормил за три месяца 700 тысяч беженцев [30].

Рогачёвским уездным отделением Татьянинского комитета были открыты столовые для беженцев в Довске, Гадиловичах, Дворце. В самом Рогачёве с августа по октябрь 1915 г. беженцам  было выдано 660 тысяч порций еды [31]. Для детей беженцев, лишившихся родителей, осенью 1915 года на Гомельщине были открыты детские приюты под Гомелем в Чонковском монастыре на 40 мест и в Рогачёвском уезде на 60 мест. Из Гомеля дети-сироты направлялись в приюты в Москву [32].

На территории Беларуси действовал также ряд благотворительных организаций, оказывавших помощь беженцам определённой национальности или религиозной принадлежности, так как в Беларуси в качестве беженцев оказалась значительная часть поляков, евреев, литовцев, латышей, эстонцев и других национальностей.

Первыми из национальных благотворительных организаций были образованы еврейские комитеты, оказывавшие помощь беженцам своей национальности в обеспечении питанием, работой и ночлегом. Для размещения беженцев-евреев использовались синагоги и молитвенные дома [33].

Много местных комитетов помощи полякам-беженцам действовало в Могилёвской губернии. В Витебской губернии работало Товарищество по оказанию помощи населению, которое потерпело от войны в Польше [34].

Около пятидесяти местных литовских благотворительных организаций работали в местах расселения беженцев-литовцев. Они группировались вокруг Центрального литовского товарищества для оказания помощи потерпевшим от войны (Литовский комитет). Его отделения действовали в Витебской, Гродненской, Минской, Могилёвской и Виленской губерниях. При этом только одно Виленское отделение Литовского комитета опекало 34 тысячи беженцев [35].

До захвата германскими войсками Гродно и Вильно (до 17 августа 1915 г.) в Гродненской губернии находилось 25 000 беженцев, в Виленской – 30 000, в Витебской – 20 000, Могилёвской – 20 000. После этой даты волна беженцев выросла, пик её приходится на сентябрь-октябрь [36]. В сентябре 1915 г. в Рогачёве находилось от 35 до 42 тысяч человек [37], а в районе Речицы – 64 тысяч беженцев [38].

В апреле 1915 г. было создано Белорусское общество помощи потерпевшим от войны. Его председателем был избран В. Ивановский. В течение недели общество открыло около 10 отделов по всей территории Беларуси. Основными направлениями работы являлось открытие пунктов питания на путях движения беженцев, интернатов, детских домов и оказание медицинской помощи. Средства общества составляли членские взносы, а также деньги от культурно-благотворительных мероприятий [39].

Летом 1915 г., когда число беженцев достигло сотен тысяч, правительством было принято решение, что “заботы об упорядочении движения массы беженцев, о снабжении их необходимым пропитанием и врачебной помощью в пути и об устройстве их в местах водворения ... составляют задачу правительственной власти” [40]. 30 августа 1915 года Николаем II был утвержден “Закон об обеспечении нужд беженцев”, который до октября 1917 года определял политику государственного попечения о беженцах. Закон устанавливал статус беженца, его права и организации, которые должны были помогать беженцам.

На основании этого закона с 10 сентября 1915 года работало «Особое совещание по устройству беженцев» под председательством министра внутренний дел. Одним из первых решений Особого совещания явилось введение регулярного «пайкового» довольствия беженцев из государственных средств, в том числе путём ежемесячной выдачи пособия на продовольствие из расчёта в среднем 20 коп. в день на человека, исходя из сложившейся практики оказания помощи беженцам Татьянинским комитетом [41]. Финансировало эту помощь Государственное казначейство.

Была создана и система государственных  главноуполномоченных по устройству беженцев. Должность главноуполномоченного по устройству беженцев Северо-Западного фронта занял С.И. Зубчанинов. Для оказания помощи беженцам этого района было образовано специальное учреждение “Северопомощь” в г. Смоленске. В дальнейшем, при разделении этого фронта, “Северопомощь” обслуживала Северный и Западный фронты.

Со второй половины сентября 1915 года, с момента передачи всех дел, касающихся питания беженцев Земгору и “Северопомощи”, деятельность отделений Комитета её императорского высочеста Татьяны Николаевны на территории Беларуси приняла другие формы и сводилась к следующим видам помощи беженцам:

1) подыскивания занятий трудоспособным; 2) оборудованию приютов для детей беженцев и богаделен для стариков; 3) снабжению беженцев обувью и тёплой одеждой; 4) выдаче пособий, в особенности учащимся в учебных заведениях; 5) устройству общежитий для учащихся; 6) субсидированию национальных и других организаций, оказывающих помощь беженцам в пределах определённых губерний [42].

В конце сентября вереницы беженских обозов были остановлены распутицей, а осенняя погода с частыми дождями и холодными ночами, отсутствие элементарных гигиенических условий привели к развитию эпидемий с высокой смертностью детей. К 1916 году на территории России действовало 1300 организаций и обществ по оказанию помощи беженцам (без учёта земских и уездных управ) [43]. После мобилизации государственных и общественных сил на помощь потерпевшим от войны, правительство старалось ни в чём не отказывать беженцам: они имели даже больше, чем местное население. Бывали случаи, когда беженцы продавали излишки местным жителям [44].

Концентрация огромного количества беженцев в восточных районах Беларуси осенью 1915 г. с наступлением холодов и распутицы создала критическое положение в прифронтовой полосе. Для обсуждения этого вопроса 1-го октября в Ставке Верховного Главнокомандующего было созвано совещание под руководством начальника штаба Ставки, генерала от инфантерии М.В. Алексеева. В совещании приняли участие и представители железных дорог [45]. Было принято решение организовать с 5 по 15 октября массовый вывоз беженцев в глубинные регионы России специальными “маршрутными поездами” с прямой доставкой до пункта назначения и выделять для этой цели ежедневно по 1200 вагонов, оборудованных нарами и приспособленных для перевозки солдат. Только за сотни километров от линии фронта в Минске, Гомеле, Бобруйске, Полоцке или Рогачёве заканчивался скорбный поход беженских обозов и посадка в поезда. На протяжении десяти дней из Рогачёва были вывезены все беженцы. Из Гомеля было отправлено в глубь России 600 тысяч человек (400 поездов в среднем по 1500 человек в каждом) [46].

Чтобы ускорить вывоз, на станциях отправления была организована скупка у беженцев оценочными комиссиями лошадей с повозками, коров и прочего скота. При посадке в вогоны разрешалось брать с собой не более двух пудов (32 кг) багажа на человека, но фактически грузили всё имевшееся с собой имущество. Каждый беженский эшелон имел “проводника”, который заботился об эвакуируемых от посадки до расселения в местах прибытия. Перевозка и все другие услуги предоставлялись беженцам бесплатно. Им выдавали тёплую одежду, а на транзитных станциях кормили горячей пищей в питательных пунктах, выдавая детям яйца, молоко и белый хлеб. Заболевшим оказывалась медицинская помощь. Эпидемических больных удаляли из поездов для стационарного лечения [47]. Жительница деревни Сукневичи Сморгонского района Гродненской области В.И. Страшинская, 1903 года рождения, в 1960-х гг. вспоминала: “Вначале доехали до Минска. Там спрашивали, куда хотим ехать в беженцы. Согласились ехать в Омск. Выдали свидетельство беженца, по которому выдавали продукты, одежду и т.д., что нужно было в дороге. В Омске каждому члену семьи выдали по 6 рублей. Тогда это были немалые деньги” [48]. Существовало и множество недостатков в организации массового вывоза эвакуируемых. Поступали жалобы на то, что маршрутные поезда двигались чрезвычайно медленно, а с коротких остановок на время кормления трогались без предупреждения, поэтому одни из беженцев успевали получить пищу, а другие нет, при этом многие отставали от поезда. Холерных и тифозных больных, во время медицинского обхода беженцы часто укрывали от врачей чтобы не разлучить с семьёй.

По подсчетам Татьянинского комитета из пяти белорусский губерний выехало 1726 тысяч беженцев [49]. Большинство из них поселилось в Тамбовской, Самарской, Саратовской губерниях, много осело на Украине, в Казахстане, некоторые добрались до Кавказа и Крыма.

Следует отметить, что все имеющиеся сведения о беженцах учитывают почти исключительно только зарегистрированных лиц (в основном крестьян), которым выдавались пособия. Вне регистрации оказались государственные служащие с семьями, получавшие жалованье и ссудную помощь, все “состоятельные” беженцы, не нуждающиеся в государственной помощи, а также выселенцы, состоящие под надзором полиции. Поэтому реальное количество населения, покинувшего места своего проживания, в действительности было значительно большим. В октябре-декабре 1915 г. проблема эвакуации беженцев из Беларуси была решена и в течение 1916 – 1917 гг. с западного театра военных действий на территорию тыловых регионов Российской империи уже  не поступало значительного количества беженцев.

                                     

 

1. Белевская М. (Летягина). Ставка Верховного Главнокомандующего в Могилёве 1915 – 1918 гг. Вильна, 1932. С. 10.

2. Курцев А.Н. Беженство // Россия и Первая Мировая война (Материалы международного научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 131.

3. Отчет о деятельности Витебского отделения Комитета Её Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны с ноября 1914 года по 1-е января 1916 года. Витебск. 1916. С. 1.

4. Очерк деятельности КТН. Пг., 1915. С. 6, 25-27 и др.

5. Зубчанинов С. Организация и условия работы по устройству беженцев Северо-Западного фронта. Б.м., 1915. С. 5.

6. Мікалаевіч А. Бежанцы // Беларуская мінуўшчына. 1994. № 3. С. 60.

7. Фонды Брестского областного краеведческого музея. Инв.№  н/в 9940. Л. 1.

8. Там же.

9. Шыдлоўскі К. Падзеі Першай сусветнай вайны на тэрыторыі Браслаўшчыны //Браслаўскія чытанні. Матэрыялы III-й навукова-краязнаўчай канферэнцыі, прысвечанай 200 угодкам паўстання 1794 года. 21 – 22 красавіка 1994 г. Браслаў. 1994. С. 66.

10. Фонды Брестского областного краеведческого музея. Инв.№  н/в 9940. Л. 1.

11. Бабкоў А. Польскія высяленцы і бежанцы на Беларусі. 1915 год // Нацыянальныя меншасці Беларусі: Тэмат.зб.навук.прац. Кн. 2. /Навук.рэд. С.А.Яцкевіч. Брэст-Мінск-Віцебск. 1996. С. 44.

12. Мартынов А. Беженская эпопея. Страницы истории // Газ. «Кобрынскі веснік». 1999. № 40. 19 мая. С. 3.

13. Там же.

14. Яцкевич А.Г. Приходское и военное духовенство Русской Православной Церкви в прифронтовой полосе и в действующей армии во время Первой Мировой войны //Беларусь у гады  Першай сусветнай вайны: Смаргоншчына: трагедыя, гераізм, памяць: матэр.міжнар.навук.-практ.канф. (Смаргонь, 18 – 19 мая 2007 г.). /навук.рэд. А.М. Літвін, У.В. Ляхоўскі; рэдкал.: М.У.Мясніковіч [і інш.]. Мінск, 2009. С. 603.

15. Мартынов А. Беженская эпопея. Страницы истории // Газ. «Кобрынскі веснік». 1999. № 40. 19 мая. С. 3.

16. Кудринский Ф.А. Людские волны. Беженцы // Нёман. 1997. № 6. С. 97.

17. Войнилович, Эдвард. Воспоминания. Перевод с польского. Мн., 2007. С. 228.

18. Цуба М.В. Грамадска-палітычнае жыццё на Беларусі з пачатку Першай сусветнай вайны да лютаўскай рэвалюцыі (жнівень 1914 – люты 1917 г.). Мн., 2006. С. 75.

19. Мікалаевіч А. Бежанцы. С. 60-61; Щавинская Л.Л. Начало войны в нарративных памятниках западнобелорусских очевидцев // Первая Мировая война в литературе и культуре западных и южных славян. М., 2004. С. 454.

20. Бабкоў А.М. Беженцы на Гомельшчыне ў гады Першай сусветнай вайны (1915 – 1916) // Гомельшчына: старонкі мінулага. Нарысы. Выпуск 2. Гомель. 1996. С. 79.

21. Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 295. Оп.1. Д. 9033. Л. 35.

22. Газ. «Светлы шлях». 1995. № 70. 21 сентября. С.2.

23. Кобрын М.У. Бежанцы і беларускі нацыянальны рух у 1914 – 1920 гг. // Славянскі свет: мінулае і сучаснае. Мат. Рэсп. навук. канф.  26  сакавіка 2004 г. /Рэдкал.: А.П.Жытко (гал.рэд.) і інш. Мн., 2004. С. 233.

24. Известия Комитета Ея Императорского Высочества великой княжны Татіаны Николаевны. Птг, 1916. № 4, 15 июля.

25. Войнилович, Эдвард. Воспоминания. С. 227.

26. Толстой И.И. Дневник: 1906 – 1916. Спб, 1997. С.678.

27. Мікалаевіч А. Бежанцы. С. 60.

28. Известия Комитета Ея Императорского Высочества великой княжны Татіаны Николаевны. Птг. 1916. № 3. 1 июля.

29. Бабкоў А.М. Беженцы на Гомельшчыне ў гады Першай сусветнай вайны (1915 – 1916). С. 81.

30. Кобрын М.У. Бежанцы і беларускі нацыянальны рух у 1914 – 1920 гг. С. 233.

31. Известия Комитета Ея Императорского Высочества великой княжны Татіаны Николаевны. Птг, 1916. № 4. 15 июля.

32. Бабкоў А.М. Беженцы на Гомельшчыне ў гады Першай сусветнай вайны (1915 – 1916). С. 82.

33. Скир А.Я. Еврейская духовная культура в Беларуси: историко-литературный очерк. Мн., 1995. С. 46 – 47.

34. Известия Всероссийского союза городов. М., 1915. № 17. С. 64.

35. Лапановіч С.Ф. Дабрачынная дзейнасць нацыянальных арганізацый па аказанні дапамогі бежанцам у Беларусі ў гады Першай сусветнай вайны. С. 43.

36. Мікалаевіч А. Бежанцы. С. 60.

37. Победа Советской власти в Белоруссии. Мн., 1967. С. 60.

38. Савицкий Э.М. Революционное движение в Беларуси. Мн., 1981. С. 36.

39. Газета «Дзянніца». 1916. 23 снежня.

40. Курцев А.Н. Беженство. С. 137.

41. Там же. С. 138.

42. Отчет о деятельности Витебского отделения Комитета Её Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны с ноября 1914 года по 1-е января 1916 года. Витебск. 1916. С. 24.

43. Мікалаевіч А. Бежанцы. С. 61.

44. Войнилович, Эдвард. Воспоминания. С. 229.

45. Савицкий П.Б. Железная дорога на Сморгонщине накануне и в годы Первой Мировой войны в контексте истории Либаво-Роменской железной дороги конца XIX – начале ХХ века //Беларусь у гады Першай сусветнай вайны: Смаргоншчына: трагедыя, гераізм, памяць: матэр.міжнар.навук.-практ.канф. (Смаргонь, 18 – 19 мая 2007 г.) /навук.рэд. А.М. Літвін, У.В. Ляхоўскі; рэдкал.: М.У. Мясніковіч [і інш.]. Мн., 2009. С. 636.

46. Бабкоў А.М. Беженцы на Гомельшчыне ў гады Першай сусветнай вайны (1915 – 1916). С. 82 – 83.

47. Курцев А.Н. Беженство. С. 135.

48. Газ. «Светлы шлях». 1995. № 71. 22 сентября. С. 2.

49. Мікалаевіч А. Бежанцы. С. 61.

 

© В.Н. Белявина

 

 

Журнал создан в сотрудничестве с Министерством регионального развития Российской Федерации

 

 

Назад

При перепечатке оригинальных материалов обязательна ссылка на
«Вопросы истории и культуры северных стран и территорий»