Вопросы истории и культуры

северных стран и территорий

-------------------------------------

Historical and cultural problems

of northern countries and regions

 

Научные статьи

 

История

 

А.В. Туторский

(Москва, Россия)

 

Элементы общинных традиций в быту колхозной деревни: институт лидерства
(по материалам Архангельской области)

 

Изучение поземельной крестьянской общины чрезвычайно важно для российской исторической науки. Многие вопросы, как-то: датировка появления и исчезновения общины, размер, соотношение с трудовым коллективом, - требуют дополнительного исследования и привлечения новых источников. В данной работе мы попытаемся проследить существование элементов общинных традиций в колхозной деревне Архангельской области, то есть через много лет после общепринятой в науке даты исчезновения общины – 1918 года.

Чтобы оспорить или обосновать это утверждение или согласиться с ним, необходимо договориться о том, что мы подразумеваем под термином община. В отечественной науке еще в середине XIX века сложилось два подхода к пониманию сути института поземельной общины. Сторонники первого – историки и юристы так называемой «государственной школы» Б. Н. Чичерин, П. Н. Милюков, В. Н. Сергеевич, И. Энгельман и другие – полагали, что русская поземельная община является институтом, порожденным государственной властью в XVII – XVIII вв. и выполнявшим исключительно фискальные функции. С такой точки зрения, понятие «общинные традиции» вовсе теряет смысл, а понятие «общинные структуры» получает право на существование только при наличии поземельной общины как юридического лица. Община как юридическое лицо существует в государственной деревне с конца XVIII века, а в помещичьей с 1861 года, а прекращает свое существование в 1918 году, когда деревенские общины сменяют деревенскими советами. Приняв эту точку зрения, говорить о существовании общинных традиций во второй четверти XX века невозможно.

Более многочисленные сторонники второго подхода – такие как В.И. Семев­ский, И.И. Игнатович, А.С. Лаппо-Данилевский, А.А. Кауфман, В.А. Александров и др. – считали, что община широкая форма кооперации крестьян, играющая значительную роль в хозяйственно-административной, общественной и культурной жизни общества и выражающаяся в различных обычаях и институтах, которые менялись в зависимости от времени и существующих государственных законов. С этой точки зрения, важно существование неких форм общественного поведения, общения, хозяйственных практик, которые основаны на совместной деятельности жителей одного селения, а также других проявлений общинной жизни.

Существование в быту колхозной деревни именно таких хозяйственных и культурных соционормативных практик [1] мы попытаемся продемонстрировать в данной работе. Соционормативные практики существуют в сферах взаимопомощи, хозяйственной деятельности, отношениях начальник-подчиненный, местный житель-приезжий, взрослый-ребенок и многих других. В силу ограниченного объема данной работы мы ограничимся описанием соционормативных практик, связанных с институтом лидерства в колхозной деревне.

Настоящая статья основывается в первую очередь на полевых материалах экспедиций кафедры этнологии Исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова в Пинежский (2006 г.) и Лешуконский (2007 г.) районы Архангельской области. Полученные данные касаются в первую очередь периода с начала 1930-х по начало 1960-х годов, что соответствует времени существования колхозов.

Вторым видом источников являются материалы районных газет Пинежского и Ленского районов за 1932-1935 годы. Обращение к газетным публикациям позволяет дополнить сведения по тому периоду, который освещен в воспоминаниях наименее полно, - началу 1930-х годов. Следует отметить, что характер публикаций этого времени напоминает устные источники, поскольку сельские корреспонденты были рядовыми колхозниками.

 

* * *

 

В колхозе существует два уровня формальных лидеров: высший – председатель колхоза, низший – бригадиры. Реализация или нереализация традиционных общинных моделей поведения в повседневной практике зависели в первую очередь от человека, который занимал ту или иную должность. Влияние личного фактора нас будет интересовать в меньшей степени, мы сосредоточим свое внимание на проявлении нормативных общедеревенских практик поведения.

Модели поведения председателей колхозов. В первые годы после организации колхозов, когда в деревнях господствовали практики, сложившиеся в дореволюционные и нэповские времена, внешне новая форма хозяйства всецело сохраняла старое общинное содержание, а председатель больше заботился об деревенских интересах, нежели об обязанностях колхоза перед государством.

Типичной моделью поведения, восходящей к общинным традициям, является уравнительное распределение собранного урожая. Причем единицей распределения, как и в дореволюционной России, является «едок». Например, в деревнях Ленского района бригадиры не осуществляли ежедневной записи выработанных колхозниками заданий, а председатель знал об этом, но даже не старался наводить порядок. После сбора урожая зерно делилось по едокам, как и в 1920-е годы. Селькоры писали: «в колхозе «Боевик» учет труда и отчетность отсутствовала, трудодни колхозниками потеряны. Бригадирами за всю уборочную поименные перечни выполнения нарядов в канцелярию не сдавались, а заносить в трудо-книжки это уж забыли совсем. Счетовод от нечего делать спал. Наряды на работы даются своевременно, работа идет, но нет учета выработанных трудодней. Председатель колхоза и правление в целом, как будут распределять валовый доход? Опять по едокам или иначе?» [2]

С молчаливого согласия председателя в рамках всего колхоза уравнительно распределялось и сено. «В колхозе «Красное Заречье» Иртовского сельсовета полный беспорядок. Труддисциплины нет, существует уравниловка – сено поделено по 15 копен на обобществленную корову…» [3] Таким образом, в первые годы после коллективизации общинный принцип уравнительного распределения реализовывался при участии председателя колхоза.

В деревнях Пинежского района председатель также часто безвозмездно выписывал зерновые ссуды не ударникам производства, а нуждающимся. В деревне Ёркино до войны можно было пойти к председателю А.Г. Дрочневу, который писал специальную бумагу, и кладовщик отпускал хлеба больше выработанной нормы [4]. Аналогичная практика существовала в селе Сура, где председатель сам выписывал бумагу на получение дополнительного количества хлеба [5]. Эта хозяйственная модель также является формой уравнительного распределения зерна, характерного для общины. В Верколе колхоз организовывал доставку дров малоимущим семьям [6].

На Русском Севере одной из обязанностей председателя колхоза была своевременная отправка работников на лесозаготовки. И здесь председатель выступал в первую очередь не как государственный чиновник, а как общинный лидер. Газеты пестрят материалами о том, что в лес отправляются худшие работники, худшие лошади и поставляется инструмент и конская упряжь низшего качества. Зачастую председатель попросту скрывает истинное количество работников от администрации лесхоза.

Так, в пинежской районной газете того времени встречается множество публикаций озаглавленных: «Тормозит выполнению лесозаготовок» [так в тексте – А.Т.], «Дружба с кулаками», «Бригадир Черноусов кулацкий агент», «Правление на стороне чуждых элементов» и т.д. [7] Таким образом, даже партийные председатели колхозов разделяли традиционные крестьянские представления о труде. Одной из составляющих этих представлений является мысль о деревне, как о едином рабочем коллективе, с вытекающими отсюда следствиями: не отпускать из деревни лучших работников.

В Ленском районе подобных публикаций также достаточно. «Тукминский колхоз «имени Ленина» на штурмовой месячник лесозаготовок отправил 3 лошади, тех которые еле бродят по свету. Доехали возчики до Чернокурки и вся сбруя – хомуты, шлеи, сани – развалилась, а правление оставило дома совершенно здоровых лошадей и хорошую сбрую» [8].

Итак, председатели колхозов в первые послеколлективизационные годы во многих случаях руководствовались традиционными, общинными нормативами и представлениями. По всей видимости, это явление существовало по всему Советскому Союзу и для его искоренения в деревню постоянно направлялись идейные коммунисты, наиболее известна единовременная кампания по укреплению колхозов коммунистическими кадрами в 1930-м году. Люди, получившие имя «двадцати­пятитысячников», должны были сломать срывавшую государственные хозяйственные планы систему общинных и мелкобуржуазных норм поведения.

Модели поведения бригадиров. Положение и задачи бригадира напоминали положение и задачи околоточного старосты. Он должен был собрать бригадное собрание, на котором распределялись дневные работы. В деревне Покшеньга проводились побригадные собрания «на развод»: по сигналу (до войны удар в колокол, после войны били «в рельс» или лемех плуга) бригада собиралась у конюшни. На собрании решали, кто пойдет на какую работу. Слово бригадира при этом было решающим, но мнения остальных также имели значение [9]. Бригадные собрания существовали в деревне Ваймуша [10]. В деревне Ёркино, бывали «собрание в полях», на них во время сенокоса обсуждались вопросы распределения сенокосных угодий и вывозки сена [11].

Если побригадных собраний не проводилось, то распределение работ происходило следующим образом. Бригадир по утрам шел вдоль домов своего околотка, стучал в окно и говорил, какому хозяину на какие работы выезжать. Такое распределение работ также засвидетельствовано практически во всех колхозах. Скорее всего, эти две формы распределения работ сосуществовали вместе.

Однако даже в том случае, если бригадир сам назначал работу, он не мог проявлять самовластие безгранично. Как рассказывает А.М. Першин, «бригадир должен был быть «с головой», чтобы не назначить колхозника на неудобную тому работу» [12]. Ведь в случае невыполнения работы за ошибку должен был отвечать именно бригадир. Порой бригадиру приходилось заменять колхозников, которые по тем или иным причинам не могли выйти в поле [13]. Иногда колхозники пытались сами проконтролировать бригадира. В Суре в 1940-е годы крестьяне выставляли «стражу» около раздаточного пункта, чтобы контролировать процесс выдачи хлеба, чтобы «бригадир себе не взял хлеба больше положенного» [14].

Бригадир принимал самое активное участие в перераспределении колхозной продукции. Условно новую, советско-колхозную форму помощи можно назвать попустительством. Например, в деревне Городецк бригадир разрешал неимущим членам бригады соскребать муку со стенок мельницы, после того, как там мололось колхозное зерно [15]. Такие действия были уголовно наказуемыми, поскольку попадали под действие закона «Об охране социалистической собственности» от 7 августа 1932 г., более известный как закон «О трех колосках». За хищение колхозной или кооперативной собственности в любых формах полагалось конфискация имущества и высылка на 10 лет из мест проживания.

Часто попустительство выражалось в том, что бригадиры закрывали глаза на то, что колхозники брали колхозное сено выше положенной нормы. В ряде колхозов, сено не делилось на трудодни. Каждый работающий на покосе мог официально взять 10 % скошенного [16] или 900 кг после того, как скосит установленную колхозом норму сена [17]. Вместе с тем, информаторы также говорят, что жесткого контроля над вывозимым сеном не было: нуждающиеся могли брать сена больше официальной нормы.

Еще один новый по форме вид помощи бригадира своим подчиненным производился в бюрократической сфере. Бригадир старался оформить работы как максимально сложные, чтобы иметь возможность принимать минимальную норму выработки, но при этом выдавать максимальный продуктовый паек своим работникам. Так, десятник Ошельского лесопункта Минин выписывал продукты для двойной нормы выработки, а поставлял лес по минимальной норме. Эта афера была раскрыта только через несколько месяцев, поскольку сам начальник лесопункта знал об этом и смотрел на это сквозь пальцы [18]. Бригадир Черноусов Сурского лесопункта, приняв повышенные обязательства и получив увеличенный паек, не стал подгонять рабочих и увеличивать норму выработки. Это также сошло ему с рук, поскольку в бригаде работал член партии Постников, который охарактеризовал работу бригады как ударную, а невыполнение норм объяснил трудными условиями работы [19].

Итак, бригадир оставался инкорпорированным в общинные сети перераспределения продуктов вплоть до образования совхозов. Его поведение в течение всего времени существования колхозов определялось нормативами общинного происхождения. Таким образом, общинные традиции продолжали существовать в поведении деревенского лидера низшего уровня.

Если подвести итог сказанному выше, можно констатировать, что элементы общинных традиций, проявлявшихся в патернализме, уравнительном распределении колхозной продукции и защите интересов всего колхоза перед государством, сохранялись даже в поведении деревенских лидеров. В поведении председателя колхоза эти действия были более замаскированы, а в поведении бригадиров проявлялись порой совершенно открыто.

Добавим к этому более известные факты взаимопомощи рядовых колхозников друг другу, уравнительного распределения трудодней при полевых и сенокосных работах, коллективных общедеревенских работ по постройке дорог или оборудованию школ и детских садов в домах раскулаченных. Перед нами возникает картина деревенской колхозной жизни, в которой общинные традиции занимали весьма важное место, помогая крестьянам выжить в условиях суровой окружающей среды и принудительного отчуждения значительной части продукции государством (продналог и госзаказ), а также необходимости уходить на принудительные работы в леспромхозы.

Отдельные элементы общинных традиций, или другими словами общинной ментальности, сохранялись на всех уровнях деревенского колхозного социума: от председателей до рядового члена полеводческой бригады.

 

 

1. Под соционормативными практиками мы понимаем устойчивые модели поведения в определенной ситуации, существующие в культурной традиции и воспринимающиеся как правильные. Словосочетания «модели поведения» и «соционормативные практики» мы считаем синонимами.

2. Селькорка Бережная. В колхозе «Боевик» учет труда ведется в канцелярии // Ленский колхозник. 1932. № 58 от  01.10.1932 г. С. 2.

3. Очистить колхозы от кулацкого влияния // Ленский колхозник. 1932. № 5. С. 3.

4. АЭЭ-2006. Поспелова, 1929 г.р.

5. АЭЭ-2006. Панфилова, 1924 г.р.

6. АЭЭ-2006. Постникова, 1923 г.р.

7. Тормозит выполнению лесозаготовок // Ударник леса. 1932. № 6. С. 2; Дружба с кулаками // Ударник леса. 1932. № 8. С. 2; Бригадир Черноусов – кулацкий агент // Ударник леса. 1932. № 15. С. 2; Правление на стороне чуждых элементов // Лесной фронт. 1932. № 51. С. 2.

8. К.С. Это не помощь, а срыв лесозаготовок // Ленский колхозник. 1932. № 17 от 28.03.1932 г. С. 2.

9. АЭЭ-2006. Смоленский, 1931 г.р.

10. АЭЭ-2006. Рудаков, 1933 г.р.

11. АЭЭ-2006. Анастасия Петровна, 1926 г.р.

12. АЭЭ-2006. Першин, 1911 г.р.

13. АЭЭ-2006. Панфилова, 1924 г.р.

14. АЭЭ-2006. Кобылина, 1925 г.р.

15. АЭЭ-2006. Кучина, 1928 г.р.

16. АЭЭ-2006. Яковлев, 1927 г.р.

17. АЭЭ-2006. Мария Александровна, 1938 г.р.

18. В двойном размере // Ударник леса. 1932. № 8. С. 2.

19. Бригадир Черноусов – кулацкий агент // Ударник леса. 1932. № 15. С. 2.

  

 

© А.В. Туторский

 

 

 

Журнал создан в сотрудничестве с Министерством регионального развития Российской Федерации

 

 

Назад

При перепечатке оригинальных материалов обязательна ссылка на
«Вопросы истории и культуры северных стран и территорий»